1.
Загадочная русская душа... А и сколько про неё говорено да писано, а и сколько про неё лыгано! Совершенно непонятна она просвещённой Европе. Особенно активно взялись за разгадку этой загадки зарубежные и отечественные учёные, писатели, журналисты в начале XIX века.
Действительно, странно и загадочно: непобедимая армия «двунадесяти языков» Наполеона захватила сердце русского народа, древнюю Москву. Наполеон обещает русскому крестьянину освобождение от крепостного рабства, гарантирует свободу товарно-денежных («рыночных») отношений, материальное благополучие... ан нет! Кряхтя да охая, слез с печи русский мужик, прихватил топор да вилы и вытолкнул басурмана за пределы Святой Руси. Из бедной избёнки вышла и баба Василиса; вооружившись вилами, она полонила целый отряд басурман и привела его к начальству своей армии. Русская армия, освободив свою страну, освобождала затем и другие народы Европы. Даже немцы на всенародные пожертвования построили в Берлине православный храм-памятник русским воинам, павшим за освобождение Пруссии от Наполеона.
Много загадок оставил русский народ на скрижалях своей истории. Многое написано о характере русского народа, русском самосознании, русской идеологии научно-популярных и публицистических статей и брошюр, серьёзных исследований. Надо полагать, что ключ к разгадке загадочной русской души следует искать в русском языке...
2.
Н. С. Трубецкой, выдающийся русский языковед, ещё в 1927 году выдвинул фундаментальное положение о том, что именно в своём языке народ, этнос, соборная «национальная личность» раскрывает свой внутренний мир. «Судьбы и специфические свойства русского литературного языка чрезвычайно важны для характеристики русской национальной личности», — писал Трубецкой. При этом «как одна из центральных» поднимается проблема «культурных преемств и наследований». Проследив «судьбы русского литературного языка», Трубецкой приходит к весьма аргументированному выводу: «в отношении использования преемства древней литературно-языковой традиции — наш язык стоит действительно особняком среди литературных языков земного шара».
По мнению исследователей, русский литературный язык является прямым преемником староцерковнославянского языка, созданного славянскими первоучителями Кириллом и Мефодием в качестве богослужебного языка для всех славян. Древние славянские книжники особо подчёркивали именно эту его характернейшую черту. Если другие языки (греческий и латынь) были лишь приспособлены для богослужения, то церковнославянский был специально создан как язык Православной церкви и длительное время сохранял свою богодуховную чистоту.
Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий
Язык административно-юридических документов и разного рода грамот значительно отличался от языка Церкви. Вплоть до позднего Средневековья грамоты писались фактически на местном наречии.
Церковнославянский язык был «национализирован русской культурой, — констатировал академик В. В. Виноградов, — и, будучи священным языком религии и церковных книг, постоянно обогащает, развивает народную речь, является неисчерпаемым источником идейного и художественного воздействия на стили общественного языка». Посредством церковнославянского языка наш «общественный» русский литературный язык «примыкает» к греческой византийской и античной языковой традиции. Из него в русскую литературную речь вошло, по словам Ломоносова, «множество речений и выражений разума» из «греческого изобилия» византийской духовной культуры, центром и стержнем которой был Богочеловек. Ещё в XVI веке предки наши учились родному языку по «Грамматике доброглаголивого эллинославянского языка».
Процесс формирования современных литературных языков у других народов Европы сопровождался отрывом от культуры книжно-церковных традиций Средневековья. Монастырская латынь весьма далека и непонятна не только для немца и поляка, но даже для француза и итальянца... Современный болгарский литературный язык осуществил относительную связь с традициями древнеболгарского литературного языка лишь посредством заимствований из русского литературного языка. В Греции, освободившейся от многовекового османо-турецкого рабства, была попытка восстановления древнегреческого языка в качестве языка современной духовной культуры и администрации. Но, в конце концов, в основу современного литературного языка была положена современная живая народно-разговорная стихия... «Современный русский литературный язык, будучи модернизированной и обрусевшей формой церковнославянского языка, — констатировал Трубецкой, — является единственным прямым преемником общеславянской литературной традиции, ведущей своё начало от Первоучителей славянских».
Сохранение и приумножение традиций церковнославянской книжности, основанной богодухновенным подвигом «ваятелей славянской души», святых Кирилла и Мефодия, создаёт определённые преимущества русского литературного языка. К внешним преимуществам относится однородность и устойчивость внешнего облика литературного языка, стабилизирующая функция по отношению к разговорным формам языка. К внутренним преимуществам Трубецкой относит богатство словарного состава, особенно в оттенках значения слов, наличия параллельных пар слов, построенных на противопоставлении бытового, обыденного чему-то возвышенному (палец — перст, глаз — око, рот — уста, голова — глава, город — град и т. п.). «Сопряжение церковнославянской и великорусской стихии, будучи основной особенностью русского литературного языка, ставит этот язык в совершенно исключительное положение. Трудно указать нечто подобное в каком-нибудь другом литературном языке».
Как же связана эта специфика языка с национальным характером?
3.
В процессе овладения родным языком ребёнок наследует не только языковые формы, но и весь исторически сложившийся жизненный опыт своей семьи, своей социально-этнической группы, своего народа, усваивает его «языковую картину мира». Факт наличия-отсутствия специфических слов обуславливает несколько специфическое членение внеязыковой действительности (время года, сутки, система цветоизображения, возраст человека и т. п.). Язык — среда обитания народа: мы «дышим» речевой продукцией своих современников и своих далёких предшественников. И чем длительнее непрерывная традиция функционирования данного языка, тем мощнее звучит голос предков.
Русский ребёнок, едва научившись говорить на родном языке, спонтанно овладевал навыками аудирования народно-разговорной речи и церковнославянского языка. Покоясь на родительских руках, несущих его в храм, он воспринимал одновременно: церковная ограда и огород во дворе, затвори ворота и царские врата, крестное целованье и мой крёстный, младенец и молодец, небеса и нёбушко, возглашать и голосить и т. д. Язык, на котором впервые устанавливается взаимосвязь между словом и явлением внеязыковой деятельности, будет родным. Следовательно, для православного русского человека церковнославянский и современный русский являются различными формами родного языка.
И. Матвеев — Детская молитва (1895)
Пожалуй, первым связанным текстом, усвоенным русским ребёнком, искони была молитва. Постепенно он осознавал, что одни формы схожих слов служат для употребления дома, в быту, а другие — в Храме, одни служат для обращения к маме, другие — к Богу... Не столько разумом и памятью, сколько душою он овладел целыми фрагментами церковных песнопений, молитв и псалмов.
Спонтанно складывается языковое различие между бытовым, земным, материальным с одной стороны и возвышенно-духовным, небесным и вечным — с другой. Небесное и земное строго разделяются в русском самосознании, чутко различающем добро и зло.
Стяжение духовного богатства традиционно считалось более высокой целью, чем стяжание материальных благ. «Презрение к мещанству — в высшей степени характерная черта русского общества, именно презрение к буржуазной сосредоточенности на собственности, на земных благах»...
Русские крестьяне жили в бедных избушках, крытых соломою, с земляным полом, нередко в «ветхой землянке», а храмы возводили как дворцы, золотом украшали маковки церквей. В домашнем быту они пользовались сосудами из дерева и глины, а священные сосуды делались из серебра и золота. Сами одевались в простую одежду из домотканой ткани из крапивы, конопли, льна, а ризы священнослужителей были сшиты из драгоценной парчи, украшались золотым и серебряным шитьём. Ризы святых икон были серебряные, вызолоченные и украшались драгоценными камнями.
4.
Православный храм был местом художественно-эстетического и морально-этического воспитания. Воспринятая из Византии красота Богослужения, поразившая послов равноапостольного князя Владимира, была сохранена и приумножена на Святой Руси. Великолепие русских храмов поражало даже греков. Максим Грек с удивлением свидетельствовал, что «русские строят великолепные храмы». Курбский писал, что «вся земля русская от края и до края, подобно чистой пшенице, держится верою в Бога. В ней Божьи храмы числом подобны звёздам небесным, в ней множество монастырей, которых никто не в силах перечислить».
Обилие прекрасных храмов создавало огромное намоленное пространство, духовную «среду обитания» нашего народа, формировало русский национальный характер. Созерцая Божественную красоту Храма, весь чин Православного Богослужения, красоту иконостаса и чудотворных икон, церковное песнопение на понятной возвышенной форме своего языка, участвуя в соборном богослужении братьев и сестёр во Христе, русский человек воспринимал свою Православную веру душою своею, движением сердца своего, созерцающей любовью, путём свободного умиления от сердечной радости и доброты.
С. Шухвостов — Внутренний вид Алексеевской церкви Чудова монастыря (1866)
Воспринимая Православную веру душою, русский человек готов и «душу свою положить за други своя», за Храм, веру свою, за намоленное пространство Святой Руси, за Отечество. Мы любим то, во что вкладываем душу свою. И чем больше этот вклад, тем дороже объект любви: близкий человек, Храм, Отечество, Господь, ибо «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6, 21). Этим, пожалуй, и объясняется характернейшая черта русской души — религиозность и патриотизм.
Патриарх Гермоген, взывая именно к русской душе, писал в своих грамотках, что басурмане разоряют наши Православные храмы. То же самое повторяет в своём манифесте и Александр I через два столетия... И поднялся русский народ, и освободил Москву и Отечество от иноземного нашествия в 1812 году, как и в 1612.
Между прочим, протестанты и пуритане поднимались на борьбу и кровопролитные крестьянские войны за дешёвую церковь, чтобы накапливаемые сокровища оставить себе, для своего дома, для своего хозяйства, забывая призыв Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле» (Мф. 6, 19.), ибо «не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6, 24.), «ищите прежде всего Царствия Божия и правды Его, и всё это приложится вам» (Мф. 6, 33).
Именно эти заветы Христа и запали глубоко в душу русского народа. В результате обстоятельных исследований России французский историк XIX века Леруа Болье пришёл к выводу, что «оригинальность России проявляется в реализации Евангельского духа именно в применении этики Христа в общественной и частной жизни». У простого русского народа он находил своеобразное сочетание реализма и мистицизма, почитание Креста, признание ценности страдания и покаяния. По его наблюдениям, русский народ не утратил чувства интимной связи «с обитателями невидимого, Горнего мира».
Такое сочетание «реализма и мистицизма», строгого разграничения бытового, обыденного, земного и горнего, возвышенного, не может быть не связано со спецификой сочетания церковнославянских и собственно русских элементов в нашем языке, с наличием двух рядов слов, строго различающих бытовое, обыденное, от Горнего, Святого.
Русский народ всей душою усвоил главную заповедь Иисуса Христа: «Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим, и ближняго своего яко сам себе» (Лук., гл. 10, ст. 27). С глубокой любовью русский человек относится к «ближнему», всегда готов был оказать всяческую помощь народу, попавшему в беду. Русский народ не щадил «живота своего за други своя», за единоверных христиан Закавказья (грузин, армян, осетин) и Балканского полуострова (болгар, сербов, молдаван и гагаузов), томившихся под гнётом исламских властителей Персии и Турции. Христиане-беженцы из Оттоманской Турции в первой четверти XIX века получали по 60 десятин земли (около 70 га) на «венчило», брачную пару. Русские крестьяне центральных губерний, сами страдая от крепостной зависимости, отправляли «коровёнку и овечку», посевное зерно беженцам на обзаведение хозяйством. «Наше назначение быть другом народов, служить им, все души народов совокупить в себе... Тем самым мы наиболее русские».
5.
Длительная кровопролитная война XIX века на Северном Кавказе не была завоевательной, но должна была снять угрозу поголовного истребления христианских народов Закавказья. Злым недругам нашим это частично удалось: в результате германо-турецкого геноцида армян в 1915 году погибло около половины всех армян. Да и вступление России в войну 1914 года было фактически продиктовано необходимостью предупредить исламо-католический геноцид православных сербов в связи с событиями в Боснии. Именно православные сербы больше всех пострадали как в первую, так и во вторую мировую войну... Западно-европейская цивилизация раздвигает границы своей территории проверенным мечом римских легионеров... Юлий Цезарь вёл войну с галлами — исчез с лица земли целый народ с богатейшей духовной культурой. В ХI–ХII веках крестоносцы и меченосцы несли «свою веру» «язычникам» Прибалтики. Лишь за одно столетие от пруссов, по языку близких к литовцам, осталось лишь географическое название их родины — Пруссия. Латышей и эстонцев удалось покорить, подчинение немецким баронам и римско-католической церкви. Литовцам и русским удалось остановить продвижение «псов-рыцарей», нанеся им поражение в битвах на Неве и Чудском озере, под Грюнвальдом и Шяуляем...
В. Маторин — Ледовое побоище (1998)
Продвигаясь к берегам Тихого океана, покоряя Новый Свет, западная цивилизация, гонимая жаждой золота, уничтожила государства Мезоамерики с их своеобразной духовной и материальной культурой. Затем началась эпоха охоты за чернокожими рабами. Должен же кто-то «делать деньги» для нового хозяина во имя торжества «рыночных отношений». Позже покорители Дикого Запада в Северной Америке получали «Премию Президента» за скальп «краснокожего» аборигена.
Русский народ, пробираясь к берегам Тихого океана, принёс народам Сибири самое северное в мире земледелие, протянул в тяжелейших условиях самую большую железную дорогу. Это русские рабочие артели строили железные дороги в Царстве Польском, в Прибалтике, Финляндии и в Закавказье. «Прямо дороженька, насыпи узкие, столбики, рельсы, мосты... А по бокам-то всё косточки русские»... В начале XIX века границы между Россией и Турцией, между Россией и Швецией передвинулись на запад, были изданы первые буквари и учебники молдавского и финского языков. В Финляндии были открыты первые школы с преподаванием на финском языке. Был открыт университет в Хельсинки, ставший мировым центром финно-угроведения. Финляндии «была дарована» весьма демократическая конституция. В Финляндии и в Царстве Польском, в Прибалтике и Бессарабии жизненный уровень был выше, чем в исконно русских губерниях, поставлявших рекрутов в русскую армию и подати в царскую казну. Переселенцы из Османской Империи в Бессарабию, получив бесплатно землю, освобождались от налогов и воинской повинности.
Смирение и вечное долготерпение — основная черта народа русского. По свидетельству социолога XIX века К. Н. Леонтьева, русский народ «отечески и совестливо стеснён». Внешние ограничения и узы «долго утверждали и воспитывали в нём смирение и покорность. Эти качества составляли его душевную красоту и делали его истинно великим и примерным народом».
Русское благочестие поражало иностранцев, посетивших Московию. Так, представитель антиохийского патриарха архидиакон Павел писал: «Да почиет мир Божий на русском народе, над его мужами, жёнами и детьми за их терпение и постоянство!... Они превосходят своею набожностью самих пустынников».
Н. Пимоненко — В Чистый четверг (1887)
6.
Русский народ — «сеятель и хранитель» огромного многонационального государства — не претендовал на права «господствующей нации». Его интеллектуальная элита имела интернациональный характер. В жилах выдающихся деятелей русской национальной культуры, литературы, искусства и науки текла не только русская, украинско-белорусская, славянская, но и «инородческая», «туранская» (тюркская, финно-угорская, кавказская), германо-романская и еврейская кровь... Вспомним имена Антиоха Кантемира, Дмитрия Туптало Ростовского, патриарха Никона, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Г. Р. Державина, И. И. Левитана, И. К. Айвазовского.
Следуя путём Христовых заповедей, русский человек несёт в себе глубокую религиозность, любовь ко Христу, искреннюю любовь к ближнему и даже к врагу своему, искреннее уважение к другому народу, его языку и культуре, к его вере. И это нашло отражение в русском языке.
Ещё в эпоху татаро-монгольского ига в русский язык вошли татарские слова (деньга, казна, башмак, халат). Во время русско-польского противостояния (XVI–XVII) вошло много польских слов, а через его посредство — немецких и латинских (рынок, школа). Позже наш язык пополнился германизмами, галлицизмами и т. д. Много в наш язык принёс финн и «друг степей калмык» (тундра, тайга, степь, кумыс и т. п.)...
Русский народ лишён национального эгоизма. В своё время родолюбивый немец тщательно очистил свой литературный язык от «неарийских слов». Волна пуризма охватила многие народы, находившиеся под германским влиянием (венгры, чехи). Чешские пуристы пытались выбросить из родного языка даже слово «нос». Попытка нашего А. С. Шишкова заменить «галоши» «мокроступами» в русском языке потерпела неудачу.
Нетерпимость к «неарийским» элементам в языках может быть связанна с чувством национального превосходства, доходящего до крайностей идеологии борьбы за чистоту «арийской крови». Такая борьба не может осуществляться без насильственности. «Насильственность, — констатировал Н. Я. Данилевский, — есть не что иное, как чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности, по которому человек, им обладающий, ставит свой образ мыслей, свой интерес так высоко, что всякий иной интерес необходимо обязан ему уступить, волею или неволею, как неравноправный ему... Оно представляется как естественное подчинение низшего высшему, в некотором смысле даже как благодеяние этому низшему».
7.
На протяжении многих столетий русский ребёнок учился читать по Часослову и Псалтири. Узнавая звучащие в его Душе церковнославянские слова и выражения, он спонтанно устанавливал их взаимосвязь с графическим отображением, звуко-буквенные отношения. Овладение навыками чтения и письма на церковнославянском и русском литературном языке осуществлялось как единый процесс, при этом ещё более глубоко осознавалось функциональное, смысловое и материальное различие между параллельными рядами языковых элементов книжного языка.
Б. Кустодиев — Земская школа в Московской Руси (1907)
Любимыми книгами русского человека были жития святых и «Добротолюбие», когда на Западе с восторгом читали «Декамерон»... И не случаен лавинообразный поток русской художественной литературы XIX века с её высоконравственными идеалами.
Идеальным героем русского народа был не удачливый кладоискатель, а Микула Селянинович да Илья Муромец, не щадившие «живота своего за други своя», за Святую Русь. Заклеймив презрением Скупого рыцаря да Кощея, что «над златом чахнут», русский человек восхищается святой простотой Сергия Радонежского и Серафима Саровского. У нас сложился особый идеал русской святости.
«Русская художественная литература — вот истинная русская философия, самобытная, блестящая, философия в красках слова, сияющая радугой мыслей, облечённая в плоть и кровь образов художественного творчества. Всегда отзывчивая к настоящему, временному, русская художественная литература в то же время всегда должна была быть сильна мыслью о вечном, непреходящем; почти всегда в глубине её шла неустанная работа над самыми важными, неумирающими и значительнейшими проблемами человеческого духа».
8.
Историческое предназначение русской художественной литературы глубоко осознал А. С. Пушкин в стихотворении «Пророк»:
«Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Это Божественное предназначение русского писателя, принимая эстафету гения, падшего в извечной битве добра со злом, чётко сформулировал М. Ю. Лермонтов в своём «Пророке»:
«С тех пор, как Вечный Судия
Мне дал всеведение пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любовь
И правды чистые ученья...»
Русская литература отражала загадочную русскую душу и в то же время воспитывала русский народ, формировала русский народный характер. Поиски абсолютного добра, смысла жизни, глубокое проникновение в тайники душевной жизни, чувство ответственности перед отчизной и народами её, виртуозное умение «чувства добрые лирой пробуждать», «милость к падшим призывать» и «свободу восславлять» при беспощадном обличении зла, пороков, несправедливости — вот характернейшие черты русской литературы, сформировавшиеся в её золотом веке, веке Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Щедрина, Островского и других...
Н. Ге — А. С. Пушкин в Михайловском (1875)
Услышав глас Божий в словах Пророка своего, мастера русского художественного слова создавали действительно великую русскую литературу:
«...Когда, гремя и пламенея,
Пророк на небо улетал —
Огонь могучий проникал
Живую душу Елисея:
Святыми чувствами полна,
Мужала, крепла, возвышалась,
И вдохновеньем озарялась,
И Бога слышала она!..»
Н. М. Языков — «Гений»
И действительно, русская поэзия постоянно слышала Бога. А мы, читая стихотворения русских поэтов, слышим Молитву, Псалом, Церковное песнопение.
«Владыка дней моих!
Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья.
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи».
А. С. Пушкин — «Отцы пустынники...»
Это покаянная молитва св. Ефрема Сирина в форме стихотворной исповеди Пушкина.
Стихотворное изложение псалмов Давида читаем у Ф. Н. Глинки, Н. М. Языкова и других. В своих стихотворных исповедях Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, А. С. Хомяков, Я. П. Полонский, С. Я. Надсон, Д. С. Мережковский, А. А. Ахматова и другие учили и учат нас верить и надеяться, терпеть и любить. Церковнославянский язык постоянно подпитывал и стабилизировал русский литературный язык, одухотворял русскую художественную литературу, формировал её морально-этический и художественно-эстетический облик.
Удивительная способность «зреть свои прегрешенья», недостатки, истинный дух покаяния легли в основу критического реализма в русской литературе, нацеленной на борьбу со злом, на обличение всех и всяческих недостатков русской жизни.
«Вы, жадною толпой стоящие у трона, // Свободы, Гения и Славы палачи!…
Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный судия: Он ждёт...»
Реплики из «Горя от ума», став пословицами и поговорками, басни Крылова, «Ревизор» и «Мёртвые души» Гоголя, «Сказки» Щедрина, рассказы Чехова глубоко повлияли на жизнь русского народа, содействуя искоренению его недостатков.
Уроки борьбы с бесами, преподаваемые святыми подвижниками Сергием Радонежским, Серафимом Саровским, усвоенные русским народом из житийной литературы, позволили Ф. М. Достоевскому пророчески показать сатанинские стороны русского революционного движения и заклеймить губернский произвол как благодатную среду обитания «бесов революции».
«Иностранцы, читая русскую литературу, изобилующую обличениями недостатков русской жизни и русского государства, нередко воображают, будто русский народ — особенно порочный, примитивный и жалкий. Они не понимают того, что подчёркнуто сатирический характер русской литературы свидетельствует о борьбе русского народа со своими недостатками...»
А. Панина — Господа Головлёвы (2018)
9.
Искони у славянских книжников, переводчиков и писателей собственно церковнославянский текст служил динамическим регулятивом функционирования и развития литературного языка. Уровень мастерства писателя определялся степенью его начитанности, усвоения образцовых текстов. Эта традиция шла из византийской христианской литературы. До последнего времени русские считались самой читающей нацией. На Западе таким регулятивом могла выступать грамматика международного и чуждого всем латинского языка. Для того чтобы научиться читать и писать, необходимо было выучить, усвоить разумом грамматику с её строгой регламентацией.
Если у нас богослужебный текст усваивался душою, к постижению смысла мы идём от целого, то католик мог постигать смысл текста разумом, искал «рацио», шёл «от частностей и деталей, с трудом и далеко не всегда постигая целое... Наши отцы Церкви, переводя или составляя текст, свободно черпали слова и выражения из глубины своих чистых душ, западный же книжник постоянно ощущал страх преступить законы и предписания грамматики».
Вероятно, именно различие способов овладевания языком своей духовной культуры и формировало нравственное отличие православия от католицизма, подмеченное Ильиным.
В XIV веке «единственно истинной философии католицизма» Фомы Аквинского (1228‒1274) православное богословие противопоставило учение Григория Паламы (1296‒1359) о Боге-Творце, даровавшем человеку способность творчества. Ориентации на творческую личность, созидающую в синергии с Богом, противопоставлена установка на личность, дерзающую творить самостоятельно, играя в «тезис и антитезис».
В этом, пожалуй, и заключается глубокое различие между русским и западноевропейским менталитетом. Русский менталитет формировался как созерцание Божественной гармонии мироздания, его целостности, предопределяющей частности, детали осязаемой действительности. В поисках Истины, анализируя её проявление, русский человек предпочитает восходить от общего к частному, а не наоборот.
Русский человек полюбил слово «соборность», придавая ему глубокий смысл. Это слово «изобрели» первоучители славянские, Кирилл и Мефодий, для передачи греческого слова «кафолический» — «всеобщий». Римско-католическая латинская церковь оставила это слово без перевода. В грузинской и армяно-григорианской церкви «католикос» — титул патриарха «всех армян» или, соответственно, — «всех грузин». В древних славянских текстах слово «съборьнъ» передаёт не только слово «католический», но и слово «эклезия» — «совместный», «общее собрание», что, по мнению А. С. Хомякова, выражает идею единства во множестве. Православная церковь соборная: ею управляют Соборы, съезды представителей церковных общин, священнослужителей и мирян.
И. Прянишников — Крестный ход (1893)
Католическая церковь управляется папой Римским, власть которого выше решений Вселенских соборов. Разделение христианских церквей оформилось в 1054 году. Тех, кто не признаёт власть папы Римского, католики называют «схизматиками» (раскольниками).
На Западе рано пришли к задачам поиска «рацио», выяснения закономерностей на основании обобщения частных наблюдений. Но «рассудочная наука, не ведающая ничего, кроме чувственного наблюдения, эксперимента и анализа, есть наука духовно-слепая: она не видит предмета, она застревает в частях и кусочках и бессильна подняться к созерцанию целого. Застряв «на частях и кусочках», на бытовом и материальном, «эпоха Просвещения» Запада формировала идеологию бытового и философского материализма как морально-философское обоснование развития товарно-денежных, рыночных отношений. Философский материализм приводил к атеизму, социальным революциям...
И, может быть, именно внутреннее неприятие западного материализма «вольтерьянства», осознание пагубных морально-этических последствий перехода к рыночной экономике и вызвали бурные дискуссии о путях развития России между западниками и славянофилами, обусловили осторожность шагов России по пути реформ. О. Бальзак, Ч. Диккенс, Г. Мопассан показали страшную, разрушительную силу денег, гибель добрых человеческих чувств и отношений, морально-этическую порчу личности, страдания униженных и оскорблённых и т. д. и т. п.
Славянофильство как философское направление XIX века — своеобразный протест против бездумного, насильственного и «карикатурного» заимствования европейской культуры. Историко-философское осмысление русского национального характера привело славянофилов к обоснованию самобытности любой национальной культуры: «Надо признавать всякую народность, — писал К. С. Аксаков, — из совокупности их слагается общечеловеческий хор. Народ, теряющий свою народность, умолкает и исчезает из этого хора». Славянофилы убедительно доказывали нравственное превосходство русского менталитета, фундаментом которого является понятие «соборности», «единства во множестве», «духа православного», основанного на любви и свободе.
10.
Следует вспомнить, что именно русская философская мысль выдвинула положение о необходимости строгого определения важнейших культурно-исторических понятий. И. А. Ильин предложил в 1937 году различать понятие цивилизации как совокупности бытового, внешнего, материального, и понятие культуры как явления внутреннего, духовного.
«Культура есть явление внутреннее органическое: она захватывает самую глубину человеческой души и слагается на путях живой, таинственной целесообразности. Этим она отличается от цивилизации, которая может усваиваться внешне и поверхностно, и не требует всей полноты душевного участия».
К внешней цивилизации он относит жилище, одежду, пути сообщения, промышленную технику и т. п. «Пусть в немецком городе чистота и "орднунг", пусть сверкает блеском посуды кухня немецкой "фрау", но расчётливому немцу несколько недостаёт русской доброты, душевной мягкости, христианского смирения, а русскому — немецкого порядка... Каждому своё, у каждого народа особая, национально-зарождённая, национально-выношенная и национально-выстраданная культура».
Эта «национально-выстраданная» русская культура и формировала русский национальный характер. Пока русский народ идёт по своим исконным путям, проведшим его через все климатические суровости, через все лишения, военные и исторические испытания, «невыносимое он днесь выносит» (Тютчев).
М. Нестеров — На Руси. Душа народа (1914–1916)
По мнению Ильина, эти пути суть «молитва, юмор и терпение. Все вместе они создавали и сообщали ему ту особую русскую выносливость, ту способность приспособляться, не уступая, гнуться без слома, блюсти верность себе и Богу, и среди врагов и в порабощении сохранять лёгкость в умирании, накапливать ту силу сопротивления в веках из поколения в поколение, которая спасала его в дальнейшем».
Все специфические черты русского национального характера, «загадочной русской души», русской культуры, русской идеологии концентрируются в одной формуле: «русский есть православный». «За истинную православную веру, имевшую за собой подвиги святой жизни с покаянием, Россия называлась Святою. За эту веру Господь изливал на русский народ свои великие милости, избавлял его от всяких бедствий, которые не раз могли погубить нашу Россию».
11.
История свидетельствует, что пока русский народ остаётся русским (не в этническом, а в культурном смысле!..), пока сохраняет лучшие качества своей души, воспитанной в лоне Православия, будет стоять Русь Святая. Пора понять, что утрата исконных культурно-исторических традиций, европейничанье, утрата Святой Руси гибельны для народа русского и для России.
Первую язву русской душе принесли протестанты с появлением немецкой слободы в Москве, в самом сердце России, ещё при Иоанне III и Алексее Михайловиче. Протестантизм усилился при Петре I, началась ломка православной веры, сопровождавшейся отступлением от православия высших эшелонов власти. «Государь ездил за море и возлюбил веру немецкую», — говорили русские люди. При Анне Иоанновне всю полноту власти сосредоточил в своих руках Бирон, открыто преследовавший православную веру; при Екатерине II распространяется дух французского Просвещения, вольтерьянства, атеизма, неверия.
Однако там и тогда, где и когда удаётся освободиться от бездумного европейничанья, где проявляется дух своих культурно-исторических традиций, национального инстинкта, расцветает всеми цветами радуги русская душа, проявляются лучшие черты русского национального характера. Так было в начале XIX века (освобождение Финляндии, Отечественная война 1812 года, освобождение Армении и т. п.), так было в 1876/77 годах (освобождение Болгарии), и в знак признательности русскому народу-освободителю воздвигаются памятники (Царь-освободитель в Хельсинках и Софии, православные храмы в Софии, Берлине, Белграде и других местах). Именно дух национального инстинкта воплотился в русской духовной культуре XIX — начала XX века, породив великую и самобытную русскую литературу, музыку, театр, живопись и т. д.
Но вот, взывая к материальной субстанции русского человека, западные «просветители» и проповедники тайно и явно сеяли в чистую русскую душу семена материализма, западных экономических, социальных и политических идей, идеологию насилия, убийств... И тогда «в терновом венке революций пришёл»... семнадцатый год. Подталкиваемая штыками и саблями сатанинской власти, опьянённой изготовленным на Западе наркотиком марксизма, пошла Святая Русь на свою Голгофу.
Ф. Москвитин — Арест Патриарха Тихона (1990)
Пригвоздив её к Кресту, выбили из-под ног нашего народа фундамент, на котором стояла Святая Русь, — Православную веру, разорив и все проявления духовной культуры. Требовали «сбросить Пушкина с корабля современности» — может, за то, что Пророк наш предупреждал о невозможности бездумного подчинения Европе: «Россия никогда не имела ничего общего с остальной Европою», ибо Православие — «греческое вероисповедание, отделённое от всех прочих, даёт нам особый национальный характер».
12.
Этот особый национальный характер легко обнаруживается в простейших сопоставлениях. Если европейский бедняк не может смотреть на преуспевающего собрата без чувства зависти и собственной неполноценности, то материально обеспеченный русский испытывал чувство какой-то вины, угрызения совести и сострадания к униженным и оскорблённым, наблюдая бедняка, как бы и не замечающего своей бедности.
Русская интеллигенция испытывала глубокое чувство долга перед народом, стремилась бескорыстно служить народу и Отечеству. Оформилось уникальное движение — «хождение в народ». Пренебрегая учёной карьерой, талантливейшие молодые учёные шли в народ, в село, открывали школы и больницы, учительствовали и врачевали... Вспомним подвиг гениального А. А. Шахматова... Получив письмо от своих земляков, крестьян Саратовской губернии, извещавших, что их постигло несчастье (неурожай, голод и эпидемия чумы), он оставил предложенное ему место адъюнкта Российской академии и уехал в село помогать крестьянам в борьбе с голодом и эпидемией... С другой стороны, великий, гениальный Гегель, получив приглашение работать в престижном университете, живо откликнулся письмом к ректору: «А сколько кулей полбы я буду получать за свои услуги университету?..» Всё это естественно отражается в языке: русскому «у меня есть» соответствует немецкое «я имею», «естеству» противопоставляется «имущество».
«Национально-выношенная русская культура одухотворяла русское национальное искусство, литературу, науку. Вся русская культура слагалась, крепла и расцветала в духе Православия, раскрывавшего русскому человеку "духовное око"... Русское искусство всё целиком выросло из свободного сердечного созерцания: и парение русской поэзии, и мечты русской прозы, и глубина русской живописи, и искренний лиризм русской музыки, и одухотворённость русской архитектуры, и прочувствованность русского театра... Дух христианской любви прошёл в русскую медицину, с её духом служения, бескорыстия, интуитивно-целостного диагноза».
Национально-зарождённая, выношенная и выстраданная русская духовная культура обусловила специфический менталитет с его неустанным исканием абсолютного добра, истины, красоты и гармонии, формировала характерные черты русской науки, русского учёного. Истинно русский учёный «вносит в своё исследование начала созерцательности, творческой свободы и живой ответственности, совести; вдохновлённый любовью к своему предмету, обладает редчайшей способностью подняться до созерцания целого». Всё это и характеризует многосторонних гениев: М. В. Ломоносова, В. И. Вернадского, Д. И. Менделеева, К. Д. Ушинского, Н. С. Трубецкого и многих и многих других.
И. Тихий — Н. И. Пирогов и С. П. Боткин в госпитале (1877)
Бесспорно, формирование русской творческой личности связано с оживлением исихастических традиций Григория Паламы, создавшего учение о творческом процессе, учившего, что творчество может быть лишь результатом «синергии» со Всевышним Творцом. Вершина творческого призвания достигается в состоянии обожения, обретении утраченного подобия Божия, бессмертия. Влияние исихазма на взлёт русского творческого духа XIX — начала XX вв. бесспорно.
На пути осознания своего национального менталитета в XIX веке и освобождения от слепого подражания западной учёности, рассудочной науке с её духовной слепотой, отечественная наука заняла ведущее место почти во всех отраслях знания мировой науки первой трети XX века.
«Спаси, Господи, люди твоя и благослови достояние твоё!»
Слово достояние «изобрели» Кирилл и Мефодий. В греческом оно означает «наследие», «наследство», прежде всего духовное, дабы наследники жили достойно, сохраняя и приумножая Божие и человеческое достоинство своё.
13.
Случайно или нет, но именно отечественная наука о языке народов России и сопредельных стран заняла ведущее место среди наук гуманитарного цикла в России уже к концу XIX века. Разнообразие языкового материала, уважительное отношение к народам, говорящим на различных языках, представляющих почти все языковые семьи Евразии, бережное отношение к культурно-историческим традициям, идущим из Византии и арабского Востока, Китая, Древней Индии и Западной Европы, выдвинули нашу лингвистическую науку на ведущее место в мире.
Именно благодаря способности «подняться до созерцания целого» отечественные языковеды (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов и др.) объединили конгломерат разрозненных филологических дисциплин (синтаксис принадлежал логике, морфология — психологии, фонетика — физиологии и акустике, лексика — «истории народа») в целостную науку о языке со своим предметом и методом.
Формировавшиеся навыки постоянного сравнения и сопоставления словоформ, поиски общего и отличного предопределили специфику речевого развития русского человека, определяли специфику его мышления и мировоззрения.
Именно благодаря сформировавшейся в раннем детстве способности противопоставлять ряды родственных морфем, находить общее и отличное (врата и ворота... см. выше), различать материально-бытовое и духовно-возвышенное (молоко и Млечный путь, роды и Рождество и т. п.) отечественные лингвисты перенесли внимание исследователя с субстанции («материи») на структуру, на отношения и взаимную детерминацию элементов целостности. Русские учёные выдвинули и обосновали представление о системном устройстве языка и реальной действительности, о минимальных единицах структуры языка, оппозициях (противопоставлениях), построенных на принципе функционального либо материального сходства и различия.
В. В. Виноградов, основоположник крупнейшей научной школы в языкознании
В отечественном языкознании сложился системно-функциональный подход ко всем явлениям языка как фундамент «лингвистического мировоззрения» XX века. Одним из центральных его положений является то, что лингвистическое содержание любого элемента, любого языка определяется «как бы свыше», т. е. его «местом и функцией в системе данного языка» (Н. Ф. Яковлев).
Читая и перечитывая изданный в США многотомный обзор современного языкознания, с удивлением узнаём, что лингвистика стала истинной наукой в Европе и Америке, в Японии и во всём мире лишь в середине XX века, когда туда проникли идеи русских учёных и учёных, получивших филологическое образование в России (Н. С. Трубецкой, С. Карцевский, Р. Якобсон, А. Белич, Н. Ван Вейк, Макс Фасмер и др.).
В последнем, 12-м томе обзора, посвящённом проблеме места языкознания среди других наук, С. Маркус назвал лингвистику pilot science — ведущей наукой, оказавшей благотворное влияние на формирование научного мышления XX века и на развитие многих отраслей знания (теория письма, стиховедение, литературоведение, этимология, психология, символическая логика, теория чисел, теория информации, кибернетика, генетика и т. д.).
Европейская наука XIX–XX веков развивалась на путях дивергенции наук, углубления в детали и частности, что приводило к новым технологиям, к научно-технической революции, технологической эре развития земной цивилизации при общем снижении духовности. Великий русский учёный-естествоиспытатель и философ В. И. Вернадский предсказывал, что на смену дивергенции наук должна прийти эпоха интеграции огромной массы знаний, накопленных человечеством, в некую целостность.
Случайно или нет, но именно отечественная наука о языке сделала первый серьёзный шаг в направлении, предсказанном В. И. Вернадским, — интегрировала разрозненные филологические знания в целостную науку о языке, а к середине XX века успешно интегрировала и различные гуманитарные знания в определённую целостность, стимулируя интенсивное развитие науки о человеке, гуманизацию научных знаний, народного образования и воспитания... Лингвисты, сделавшие крупнейшие открытия общенаучного значения, отмечали, что во многих случаях эти открытия были «подсказаны» русским языком.
И как тут не вспомнить И. С. Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаянье при виде всего, что совершается дома! Но нельзя не верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
14.
Именно такое представление о нашем великом и могучем русском литературном языке и помогало нам создать адекватную концепцию преподавания русского языка и литературы в школе:
I.
Ежели сам по себе русский язык и литература способны формировать и сформировали «соборную личность» русского народа, лучшие черты его национального характера, то не двадцать шесть орфограмм, не «запятушечки» должны быть основной заботой учителя русского языка и литературы в школе. Русский язык и литература должны стать основными предметами школьного образования и воспитания высоконравственной личности, глубоко понимающей и безгранично любящей русскую культуру, историю, литературу и язык, русский народ и Отечество.
Ни орфограммы и пунктограммы, ни грамматика не могут формировать творческую личность, готовую выполнять функции хранения, передачи и расширенного воспроизводства текстов русского литературного языка: учителя и писателя, артиста и диктора радио, журналиста и поэта, способного «глаголом жечь сердца людей».
II.
Ежели столь велика роль церковнославянского языка в формировании русской духовной культуры и образованности, «языковой среды обитания» русского народа и самого русского литературного языка, то необходимо восстановить преподавание и функционирование церковнославянского языка. Это он на протяжении столетий подпитывал и стабилизировал русский язык, обеспечивал высокий морально-этический и художественно-эстетический облик русской художественной литературы.
III.
Русский литературный язык, как и любой литературный язык, представляет собой определённую совокупность текстов и предполагает наличие определённого коллектива активных его носителей, обеспечивающих хранение, передачу и расширенное воспроизводство текстов.
Задачу расширенного воспроизводства активных носителей литературного языка во все времена у всех культурных народов искони выполняла школа. Школа как культурно-исторический феномен и зародилась именно с целью преподавания языка. Не будет соответствующей школы — не будет активных носителей литературного языка — тексты, составленные на нём, останутся невостребованными. Язык станет мёртвым, исчезнет с лица земли и народ... Воистину, «будущее России в руках русского учителя».