Е. Ю. Ромашина — доктор педагогических наук, профессор, декан факультета искусств, социальных и гуманитарных наук в Тульском ГПУ имени Л. Н. Толстого.
Небольшое путешествие по русскоязычному интернету, отечественным педагогическим энциклопедиям, учебникам истории образования и методическим пособиям демонстрирует, что рассказ о создании / появлении и применении / распространении в России звукового метода обучения грамоте, как правило, сопряжен с именами В. А. Золотова, Н. А. Корфа, К. Д. Ушинского, Л. Н. Толстого и отнесен к 40-м–60-м годам XIX века. Попробуем немного расширить границы устоявшихся представлений — как по хронологии, так и по персоналиям.
***
Метод обучения чтению, основанный на сложении не «имен» букв, а звуков произносимого слова, был разработан в первой половине XVI века немецким лингвистом и педагогом Валентином Икельзамером (ок. 1500–1537/47). Его современник, печатник из Майнца Петер Йордан предложил «метод первоначальных звуков» (Anlautmethode), соединивший букву, слово и картинку: например, I — Igel — изображение ежа (Leyenschul, 1533). Я. А. Коменский на первых страницах Orbis sensualium pictus (1658) соотнес звуки и буквы в своем варианте азбуки «голосов различных живых существ» (Voces Variae Animantium). В Европе широкое распространение и признание звуковой способ получил в начале XIX века стараниями реформатора баварской школы Генриха Стефани (1761–1851). Его «Азбука» (Handfibel oder Elementarbuch zum Lesenlernen nach der Lautiermethode, 1802) выдержала более ста переизданий, а руководство для учителей (Kurzer Unter richtin der leich testenund kürzesten Methode Kindern das Lesenzulehren, 1803) оказалось востребованным не только в Германии, но и в других странах.
Первый известный нам пример использования звукового способа обучения грамоте в нашей стране — «Полная российская азбука» Михаила Гутта, изданная в Москве в 1821 г. В подзаголовке автор уверял читателя, что по этому пособию «дитя может выучиться российской грамоте легко, приятно и в непродолжительном времени» (здесь и далее в цитатах сохранена авторская орфография). В 1822 году вышло переработанное издание, в состав заголовка вошли слова «самоучитель», «новейшая метода» и «новые облегчения к изучению чтения», в этом виде пособие было переиздано еще четырежды — в 1823, 1826, 1831 и 1843 гг.
Отметим, что применение звукового способа было сопряжено со специально организованным визуальным рядом: в свое пособие М. Гутт включил несколько таблиц: алфавит, картинки («фигуры»), элементы написания букв и примеры чтения. Обучение должно было осуществляться следующим образом:
«Учитель, показывая на первую фигуру, спрашивает ученика:
— Кто это?
— Арап.
— Произнеси сие как я произношу: — А ́— рап.
— А ́— рап.
— Что ты сначала произнес?
— А ́.
— Точно так. Всегда произноси таким образом и сей знак, находящихся подле этой картинки Арап».
Далее учитель объяснял так же все другие «фигуры» и буквы, а ребенок учился находить и произносить буквы по картинкам, затем затверживать их наизусть. В этом и состоял смысл как бы «самоучительства» азбуки Гутта: она доставляла «учащемуся средство по приложенным картинкам припомнить произношение и название Букв без помощи Учителя». Отметим, впрочем, что качество изображения было весьма низким, а выбор «фигур», вероятно, затруднял идентификацию букв. Рисунки к словам «небо», «сено», «решетка», «Юлия», «Федя» таковы, что назвать их «подсказками» сложно.
Обосновывая свою «новейшую методу» и «облегчение», которое она приносит учащимся и учащим, М. Гутт особо отмечал, что при заучивании букв нужно произносить «только один звук, означаемый гласной, а не называть их Аз, Есть, Иже и проч.», согласные произносить как бе, пе, ве, фе, ге, ке и т. д. В способе Гутта чтение соединено с письмом, он рекомендовал: «При выговоре каждой буквы следует замечать и ея начертание; для того должно заставить ученика написать ее на бумаге или на гладко рассыпанном песке, обращая его внимание сперва на каждую главную часть буквы; а затем на соединение сих частей». Очередность изучения букв определялась именно этим обстоятельством: сначала гласные, затем согласные, в зависимости от сложности их написания.
После изучения азбуки в пособии были помещены склады (двусложные и трехсложные), затем отдельные слова, предложения и тексты (молитвы, десять заповедей, «нравоучительные басни и повести»).
Анализируя визуальный облик пособия М. Гутта, отметим его «многослойность» и разнохарактерность этих «слоев». Заключающие каждый раздел виньетки ни тематически, ни функционально с текстами не соотносились, а играли чисто декоративную роль. Вместе с тем иллюстративные материалы, заданные в таблицах, а также графические элементы оформления пособия (шрифты, разные способы размещения и выделения информации и т. п.) были четко сориентированы автором на решение конкретных дидактических задач — запоминание букв и отработку навыка чтения.
В азбучных таблицах буквы и картинки размещены автором не в прямом алфавитном порядке, а «по литерам, составленным из знаков», т. е. в зависимости от сложности сочетаний элементов буквы при ее написании. Например, в один раздел входили буквы Л, М, У, Х, Д — как включающие элементы V, J.
Очень интересна таблица в разделе «Склады»: двухбуквенные слоги и картинки-подсказки к ним. Изображения очень мелкие, о смысле части рисунков можно только догадываться (что не всегда удается современному читателю/зрителю). Но сам методический прием удивителен. Аналогов ему в российских азбуках XIX века мы не знаем, а вот параллель с первыми страницами Orbis pictus Я. А. Коменского напрашивается сама собой (см. рисунок).
М. Гутт — Полная российская азбука (1831)
Проект М. Гутта остался для потомков в тени. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, а вслед за ним большинство отечественных исследователей считают, что первым в России звуковой метод обучения «пропагандировал, но без успеха» Алексей Афанасьевич Гуслистый. Среди его работ в Словаре упомянут «Российский букварь для обучения детей грамоте по новейшему способу, не заставляя их заучивать ни одного склада» с указанием года первого издания — 1823 и второго — 1830. Весьма вероятно, что 1823 год назван ошибочно. В предисловии ко 2-му изданию «Букваря» Гуслистый рассказывал, что в 1825 году, когда он служил домашним учителем, ему пришла в голову мысль о «фальшивой системе науки» обучения чтению буквослагательным способом; он придумал новый метод, опробовал его и предложил министру просвещения А. С. Шишкову. Ученый комитет по учреждению училищ рассмотрел вопрос и «позволил на сей предмет сочинить книгу для руководства юношества Российского, назначив для сего выдать сумму». Пособие было «сочинено» и издано Гуслистым в 1828 году — «Два способа обучать детей (и возрастных) чтению в 40 часов на каком угодно из европейских диалектов, но преимущественно писанные для российской грамоты». По сути оно представляло собой методическое пособие. «Азбука» (с постраничными комментариями учителю) входила в его состав. А. Гуслистый вполне мог считать именно это издание первым вариантом, и, доработав его, в 1830 году обозначить новую версию как «издание второе, исправленное и полнее объясненное». Никаких следов букваря 1823 года нам обнаружить не удалось.
Трудно сказать, был ли А. А. Гуслистый знаком с трудами своих предшественников. Петербургский педагог-словесник В. П. Геннинг писал, что «в этом „Букваре“ автор первый раз из русских педагогов, совершенно самостоятельно, не зная трудов Стефани, указал на звуковой способ обучения грамоте и верно определил его сущность».
Стефани Гуслистый действительно нигде не упоминает, зато в предисловии к его «Двум способам» читаем: «Прошлого года Ноября месяца в Санкт-петербургских газетах напечатано было, что некто Француз изобрел, но не публикует своего способа обучать детей чтению в несколько часов. Таковой способ за много лет до сего мне был известен, только я выжидал свободнейшего для себя времени, чтобы обнародовать оный. Но помянутое объявление заставило меня решиться без отлагательства предложить о своем Министерству Просвещения». По словам Гуслистого, он навел справки в Парижской академии и выяснил, что метод г. адвоката Миеля состоит в «простом сложении тонов», а значит, «сходен» со способом самого Гуслистого, но уступает ему в эффективности. Думается, неслучайно «открытие» сделано Гуслистым в момент параллельного преподавания им русского и французского языков — в европейской практике звуковой метод обучения чтению был уже широко известен.
Что же за «два способа» предложил Алексей Афанасьевич?
Способ первый. Гуслистый полагал, что «голос всякий и в особенности разговорный, человеческий можно утвердительно сказать есть Музыка», а потому возможно законы «обычной музыки» использовать для «музыки словесной»: «правильно произносить тоны» (т. е. называть буквы не по-славянски, а одним обозначаемым звуком) и соединять звуки речи аналогично музыкальному приему легато. Иллюстрируя и поясняя этот способ, педагог предлагал «разыграть» его на скрипке и соотнести длительность и последовательность сыгранных нот со звукослиянием в процессе чтения. Отсылка к музыкальной теории сегодня нас, конечно, изумляет. Но для людей XIX века домашнее музицирование было делом обыкновенным, и если рекомендация читать «в такт» все же удивляла педагогов, то никак не ставила их в тупик.
А. А. Гуслистый — Два способа обучать детей (1828). Страница 11
О втором способе Гуслистый писал, что он пришел ему в голову, когда издание 1828 года уже печаталось. Автор «не мог умолчать» о сделанном открытии, добавил его описание в готовящуюся книгу и сопроводил оговоркой: «Он мне не более как за полтора месяца до сего пришел в мысль, и по оному я практиковал всего одного ученика, почему за совершенную пользу онаго ручаться не могу, впрочем опыт был очень успешен». Способ состоял в том, чтобы, не обращаясь к прямым музыкальным аналогиям, выучивая буквы, произносить звуки «протяжновато».
Гуслистый подчеркивал, что при использовании его способов обучение чтению фактически равно запоминанию азбуки: ребенку совершенно не нужно вытверживать склады. В своем пособии он приводил всего несколько слогов — как пример «слитности тонов».
Алексей Афанасьевич пытался пропагандировать придуманный им метод обучения грамоте. В пособии 1828 г. он писал: «Для большей уверенности родителей в справедливости сего руководства я сам готов (несколько месяцев) заняться в домах частно, буде кому угодно; а в случае множества таковых уроков мне знакомы здесь в С. Петербурге учители, которые мою Систему совершенно поняли и согласны мне пособлять в сем деле, давая уроки за умеренную цену».
Его усилия имели определенный общественный резонанс: отзывы появились в «Северной пчеле» (1828, № 88), «Московских ведомостях» (1829, № 69) и «Санкт-Петербургских ведомостях» (1829, № 110). Реагируя на них, Гуслистый опубликовал «Прибавления» к своим «Двум способам». В них, отвечая на «приговор» издателя «Северной пчелы» (Ф. В. Булгарина), он подчеркивал, что предложенные им способы не исчерпываются «правильным произношением букв», их сущность — в особом слиянии звуков, без чего их использование «всегда остается пустым».
В «Прибавлениях» Гуслистый активно критиковал метод складов: «сколько оных не вычленяй, все мало, неудовлетворительно, всех возможных изменений тонов нельзя поместить», «учить детей чтению из множества складов, значит учить Арифметике по задачам, не сказав главных правил решения». Если такое обучение и удается, то только благодаря «большому терпению детей и долговременному навыку».
Прислушавшись к суждению публики о том, что «музыкальное объяснение» его метода многих «затрудняет и пугает», Гуслистый «вычернил» его и в последующих изданиях фактически оставил только второй путь обучения грамоте. В предисловии ко 2-му изданию «Букваря» коротко и суммативно он излагал его таким образом:
«Правила существенные:
I. Должно принять собственное произношение тонов, по теперешнему — букв.
II. Произнося сии тоны при изучении Азбуки, произносить обыкновенным и довольно протяжным образом.
III. Слагая тон с тоном, или по теперешнему: желая сделать склад, должно тянув один тон, ни отнюдь не останавливаясь, начать тянуть другой тон.
IV. Показать общее свойство соединения (сложения, слитности) тонов».
В уроках «Букваря» были помещены «практики» и «образцы сложения тонов». Для пояснения процесса звукослияния Гуслистый все-таки использовал музыкальный знак «легато», а «протяжноватое» произношение графически репрезентировал повтором одной и той же буквы (см. рисунок).
А. А. Гуслистый — Российский букварь для обучения детей грамоте (1830). Страницы 59, 61
Визуальный ряд основной части «Букваря» Гуслистого выглядел весьма традиционно: заставки и виньетки перед началом и по окончании частей выполняли декоративную функцию, с текстом они содержательно не были связаны. Помимо этого в книге помещались четыре гравюры — иллюстрации к текстам для чтения. Две из них — к известным басням И. А. Крылова «Петух и жемчужное зерно» и «Мартышка и очки». Две другие — к разделу «Анекдоты» (короткие рассказы об исторических лицах и/или замечательных происшествиях): «Что находится с нами неразлучно?» (один из семи мудрецов, Виас, говорит, что знание наук — самая большая ценность, т. к. ее нельзя ни отнять, ни уничтожить) и «Материнское богатство» (знатная римлянка кичится платьем и драгоценностями перед благородной Цецилией, главное богатство которой — дети). См. комментарий 1 в конце статьи.
Поэкземплярный анализ «Российского букваря» 1830 года издания позволил обнаружить, что визуальный компонент пособия этим не исчерпывался. Предисловие экземпляра из фондов библиотеки Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета содержит «Объяснение карточек, служащих для обучения чтению без складов» и «Объяснение, как обучать читать на карточках по нотам и вместе сообщать географические понятия». Из текста предисловия, а также из отдельных брошюр Гуслистого «Объяснение картинок и географических карт» (1833) и «Объяснение двух способов обучать чтению посредством машины» (1837) мы узнаем, что «желая сообщить малюткам познание того искусства, которое необходимейшим в наше время признано» (т. е. чтения и письма), автор «изложил оное в картинках, чтобы дитя в самом деле играя приобрело навык чтения грамоте, что и возможно». Алексей Афанасьевич пояснял, что «каждая картинка есть репрезентант какого-либо народа» — «Венгр», «Конго», «Перс» и т. д. Изображенная на карточках буква обозначала не первый, а последний звук в соответствующем слове (по словам Гуслистого, ребенку его проще «отделить», поскольку ему «не с чем сливаться»). Педагог советовал не показывать ребенку сразу всех картинок, но дарить по три-четыре за один раз — «в порядке номеров», чтобы возбудить любопытство к занятиям. Из карточек можно было составлять слова и читать их, что мыслилось «приятным и занимательным для дитяти препровождением времени», а также приготавливало к «развязности при диктовке». Гуслистый подчеркивал, что он избрал для картинок не «что попадется на глаза», но создал «карточки географические», «дабы сии игрушки еще большую пользу заключали» и позволяли учителю и ученику переходить от чтения к полезному разговору и обратно.
Карточек с изображениями народов нам увидеть не удалось — ни в одном из экземпляров «Букваря», с которыми мы сумели познакомиться, их нет. Возможно, они не сохранились — по понятным причинам, а возможно не составляли с «Букварем» единого целого, издавались отдельно.
В издании 1837 года представлены не географические картинки, а изображения животных. Методический прием был использован тот же: буква на карточке — это последний звук в слове. Для того чтобы охватить все звуки, автором были использованы формы «о попугаѢ», «змеЮ», «змеЯ», что, надо сказать, воспринимается очень непривычно (см. рисунок).
А. А. Гуслистый — Объяснение двух способов обучать чтениюпосредством машины (1837). Фрагмент
В 1839 году звукослагательный способ обучения был «открыт» в России третий раз — Дмитрий Дмитриев издал «Русскую азбуку, какой еще не бывало», без употребления складов. Предложенная метода была обозначена им как «новая», «самая простая и легкая», со следующими правилами: гласные выговариваем их «натуральным звуком»; согласные не называем ни эсъ, ни се, а произносим съ; при чтении выговариваем буквы в том порядке, в каком они следуют одна за другой; как только выучены все гласные и две первые согласные, начинаем читать простые слова — чтобы «как можно скорее показать детям пользу изучения азбуки». Слова из двух-трех букв вместо слогов входили тогда в практику начальных учебников ряда стран. В подзаголовок второго издания (1842) Дмитриев вынес фразу: «За первое сказали спасибо, авось и за это скажут». Звуковой способ обучения чтению постепенно набирал популярность.
Среди тех, кто этому способствовал, — Анна Михайловна Дараган (1806–1877), дочь сенатора Михаила Андреевича Балугьянского, супруга тульского губернатора Петра Михайловича Дарагана, мать пятерых детей. Безусловно, эта незаурядная женщина представляла собой весьма нетипичное для того времени явление среди педагогов и авторов учебной литературы. В 1845 году Анна Дараган выпустила в свет азбуку «Елка. Подарок на Рождество». Строгий В. Г. Белинский назвал ее «решительно первой хорошей книгой в этом роде» и предсказал автору «почетное имя между всеми писателями для детей»; Л. Н. Толстой считал, что «это вовсе недурная азбука», а вот М. Е. Салтыков-Щедрин использовал имя Анны Дараган как нарицательное для обозначения «воробьиной» (т. е. хлопотливой, бойкой, но бессмысленной) деятельности и писательства, ориентированного на интеллектуально неразвитых молоденьких девушек. Как бы то ни было, учебник выдержал 14 переизданий (по 1907 год). См. комментарий 2 в конце статьи.
Азбука «Елка» Анны Дараган, безусловно, не являлась массовым изданием. Посвященная детям Великой Княгини цесаревны Марии Александровны, отпечатанная в типографии Journal de Saint-Petersbourg, она представляла собой незаурядное произведение полиграфического искусства. См. комментарий 3 в конце статьи.
Из анализа методических советов и текстов «Азбуки» становится очевидным, что пособие это было целевым образом составлено для занятий матери с дочерью. В предисловии автор излагала правила своей «системы». Правило первое: «как можно скорее применять склады к словам», т. е. переходить от изучения букв и слогов к чтению. Для этого Анна Михайловна советовала выучить с ребенком гласные буквы, затем хотя бы одну согласную и сразу начинать читать несложные слова: баба, бо-бы и т. д. Второе правило: «строгая постепенность» — не спешить и добиваться прочного усвоения азбуки. Третье: использовать при обучении «художественно отделанные картинки», «поскольку за книжкой с картинками дитя охотно проводит целые часы».
Подчеркнем, что А. Дараган даже не поднимала вопроса об «именах букв» — в ее пособии тот, кто занимался с ребенком, называл букву в соответствии с ее звучанием: а, е, и, б, в и т. д. Согласные вводились в прямом алфавитном порядке, уже в четвертом уроке использованы слоги и слова с буквой б. На протяжении первой недели обучения (шесть уроков) Анна Михайловна давала в пособии четкий и подробный «конспект» — скорее, даже сценарий — каждого занятия:
«Руководство ко 2-му уроку.
Помолись Богу и садись.
Помнишь ли ты вчерашний урок? Покажи и назови мне: А, Е, И. Когда ты выучишься читать, то поймешь, зачем в азбуке два И. Теперь я покажу тебе новую букву.
Повтори за мной: О. Вот большое О, вот маленькое о.
Как зовут первую букву? А ту, которую я тебе сегодня показала? После О надо уметь узнать букву У. Покажи маленькое у. Теперь я назову тебе трудную букву; эту букву зовут Ы. Повтори ы несколько раз, тогда ты не забудешь.
Какие буквы ты сегодня выучила? Где О? Где У? Где Ы? Прочитай их сряду; повтори все буквы, прочитай вразбивку. Ты училась два дня, а сколько ты знаешь букв? Сочтем их вместе. Семь букв! Как много! Видишь, как легко учиться буквам, а читать еще легче. Урок кончен, поблагодари Бога, перекрестись».
Со второй недели занятий инструкции учащему исчезали (автор замечала: «Полагаю, что способ преподавания достаточно понятен»), зато возникали картинки: на левой странице разворота были даны слова, на правой — иллюстрации к некоторым из них. С переходом к чтению предложений (14-й урок) картинки размещались не только на отдельных страницах, но и в непосредственной близости от соответствующего текста (см. рисунок).
А. М. Дараган — Елка. Подарок на Рождество. Азбука с примерами постепенного чтения (1845). Страницы 29, 65, 80
Иллюстрации в пособии Дараган очень высокого качества, они выгодно отличали это издание от многих других. Примечательно, что не только рисунки были четко соотнесены с содержанием текстов, но и в текстах встречались (хотя и не много) отсылки к визуальным материалам: «Что нарисовано здесь?», «Он принес вам новую книгу с хорошими картинами. Хотите ли взглянуть на одну из них? Что нарисовано тут?», «Хочешь ли ты взглянуть на картину, где представлены качели?». «Азбука» не содержала каких бы то ни было указаний по работе с иллюстрациями, но, во всяком случае, момент взаимодействия текста и визуального ряда в ней присутствовал, что было новым явлением в пособиях для обучения грамоте.
***
Обратим внимание, что все рассмотренные нами азбуки предназначались авторами не для школьных уроков, а для домашнего обучения. Видимо, в этом поле инерция преодолевалась легче: индивидуальная форма занятий позволяла педагогам смелее экспериментировать, а состоятельные семьи скорее были готовы принять результаты подобных экспериментов и сориентироваться на передовые методы освоения грамоты. Вместе с тем азбуки М. Гутта, А. А. Гуслистого, Д. Дмитриева, А. М. Дараган не вытеснили пособий, составленных по традиционному принципу буквосложения. В практике российского начального образования те и другие еще долго сосуществовали параллельно (см. комментарий 4 в конце статьи). Буквослагательный метод освоения чтения опирался на многовековую живую традицию, и преодолеть его было более чем непросто.
Комментарии
1. Занятно (и показательно), что, упоминая эти гравюры, библиограф Н. Обольянинов описал их содержание такими словами: «1. Старик чертит на доске, мужчина стоит, на полу скрипки и книги. 2. Две женщины перед столом с деньгами. 3. Петух. 4. Мартышка и очки (краш. гравюры)», т. е. дал «феноменологическое» описание изображений, не соотнося их с текстом книги.
2. 16 ноября 1849 года Анна Михайловна была назначена начальницей московского Елизаветинского училища, спустя год — начальницей сиротского отделения Санкт-Петербургского воспитательного дома (с 1856 г. — Николаевский сиротский институт). Этот пост она занимала до марта 1856 г., затем попросила об отставке и уехала к мужу в Тулу, где продолжила литературные труды и выпустила, например, первое в России пособие «по методе Фредерика Фребеля» (А. М. Дараган. Руководство к детским садам по методе Фредерика Фрэбель, переделанное Анною Дараган. СПб.: М. О. Вольф, 1862).
3. Типография Journal de St.-Pétersbourg была открыта в 1839 г. на Большой Морской улице (в доме Жако) для издания одноименной газеты. Сначала газета выходила под названием Journal du Nord (1806–1812 гг.), затем Le Conservateur Impartial (1812–1824 гг.), и с 1825 г. — Journal de St.-Pétersbourg. Собственником типографии и главным редактором газеты (с 1824 по 1856 гг.) был Эдуард Сансе. Данное издание было основано для противодействия пропаганде Наполеона, являлось правительственным органом и на правах собственности принадлежало Министерству иностранных дел, однако его редакция передавалась частным лицам. С 1836 по 1855 г. (с перерывом в 1847–1852 гг.) к газете выходило приложение Supplimens d’interieur au Journal de St.-Pétersbourg, выпуски которого содержали отчеты министерств, сведения о деятельности Академии наук, музеев, университетов, научных и благотворительных обществ, банков. В 1846–1852 гг. издавался еженедельник Journal de Saint-Pétersbourg (338 номеров), на страницах которого публиковались официальные сообщения от Министерства иностранных дел, сообщались новости науки, промышленности, экономики; освещались события культурной, главным образом музыкальной жизни российской столицы. В 1841–1849 гг. Сансе являлся также издателем воскресного еженедельника (газеты-журнала) Le messager de Saint-Pétersbourg; Revue générale de la littérature, des sciences, des beaux-arts, des connaissances utiles, du commerce, de l’industrie, des théatres et des modes с новинками европейской литературы и критики, науки, театра, музыки и моды. Типография выполняла также сторонние заказы и печатала издания на русском, французском, немецком, английском и итальянском языках. Понятно, что полиграфические возможности данной типографии существенно отличались от среднего российского уровня.
4. Например:
• Азбука для малолетних детей с молитвами, нравоучениями, правилами о соблюдении здоровья и стихотворениями (СПб.: тип. Глазунова, 1806. Переиздания: 1807, 1813, 1817, 1828, 1835, 1841, 1848 гг.);
• А. Кузнецов. Бесценный подарок, или Новая российская азбука, заключающая в себе: постепенное изучение чтения и нужнейшие познания для малолетних детей (М.: тип. И. Смирнова, 1844);
• Ф. С. Кузьмичев. Азбука для милых детей, или Легчайший способ обучать российскому чтению (Печатано 2-м изд. М.: тип. В. Кирилова, 1837);
• Самоучительная российская азбука (СПб.: тип. Деп. нар. прос., 1832).
Все эти и многие другие издания представляли собой традиционное сочетание азбуки в прямом алфавитном порядке, складов и вероучительных текстов для первоначального чтения, немногочисленные изображения не коррелировали с содержанием и имели плохое качество исполнения.