В окружающем нас опыте противоположные явления часто встречаются наряду друг с другом, и таким образом представления этих явлений ассоциируются между собой по смежности (мы воспринимаем наряду друг с другом свет и тени, горы и долины, видим живых рядом с мёртвыми, в споре выслушиваем подряд противоположные мнения и так далее).
Исходным пунктом ассоциаций служит... какое-нибудь душевное явление, переживаемое нами в данный момент. Но ведь в каждый момент мы можем переживать множество разнообразных психических процессов: мы видим, слышим, осязаем, мыслим, чувствуем, движемся и т. д. Не каждый из этих процессов имеет одинаковое значение в смысле исходного пункта ассоциаций. Одни из них обладают большей «ассоциативной силой», другие — меньшей.
Отчего же зависит эта сила? При каких условиях то или другое представление может получить в нашем сознании господствующее положение, определяющее его влияние на вызов других, прежде пережитых представлений?
Для понимания этого необходимо прежде всего обратить внимание на коренную особенность всех наших психических переживаний, известную под именем узости сознания.
Из множеств (внешних и внутренних) раздражителей, действующих в любой момент на нашу нервную систему, далеко не все становятся предметом нашего сознания. Мы сознаём сравнительно очень немногое из того, что, казалось бы, могло нами сознаваться как та среда, которая в данный момент определяет состояние нашей нервной системы. Но и это немногое сознаётся нами не с одинаковой ясностью: одни представления, как обыкновенно в таких случаях выражаются, занимают центральное положение в поле сознания, а другие оказываются на его периферии. То же самое можно сказать и о наших «воспроизведённых» представлениях.
Наша способность сознавать во всякий данный момент только ограниченное количество представлений называется «узостью сознания». И только те представления, которые попали в это узкое «поле сознания», становятся исходными пунктами для воспроизведения других представлений, причём получают преимущество представления, занимающие в сознании более центральное место.
С другой стороны, очевидно, что в силу того же самого «закона узости сознания» далеко не все представления, ассоциированные с данным исходным пунктом, могут быть сразу сознаны.
Спрашивается: чем же определяется победа в этой «борьбе за сознание» различных представлений? При каких условиях то или другое представление имеет больше возможности к своему воспроизведению? Или, другими словами, насколько изменения нашего наличного состояния сознания в каждый данный момент определяются по преимуществу тем или другим моментом нашего предшествующего опыта?
Экспериментально-психологические исследования последних лет дают нам возможность установить в этом отношении несколько определённых законов.
1.
Если два представления (например, обонятельное и вкусовое) одновременно ассоциированы с каким-нибудь третьим представлением (например, зрительным), то при появлении в сознании двух первых из них возникает усиленная тенденция к воспроизведению третьего, причём не замечается, чтобы каждое из этих двух представлений (то есть обонятельное и вкусовое) в отдельности воспроизводили связанный с ним (зрительный) образ, но воспроизведение этого образа возникает как единый процесс.
Этим законом легко объясняется, почему те или другие представления воспроизводятся с особенной лёгкостью, если они ассоциированы не с одним, а с несколькими представлениями, господствующими в данный момент в нашем сознании. Нам легче вспоминать наши прежние годы, встречаясь с друзьями детства. Ещё легче возникают эти воспоминания, если мы попадаем в ту обстановку, где провели своё детство, или перебираем вещи, относящиеся к этому времени.
2.
Если какое-нибудь представление в разное время было ассоциировано с двумя другими представлениями, то при появлении в сознании этого представления обнаружится задержка в воспроизведении каждого из ассоциированных с ним представлений. При наличии предварительных ассоциаций воспроизведение вслед за появлением в сознании осуществляется медленнее, чем в тех же случаях, когда предварительно существовала только одна ассоциация.
Из этого видно, что всякая ассоциация обнаруживает своё существование не только в форме воспроизводящей, но и задерживающей силы. Всем известно, как быстро готов ответить на известный вопрос человек, обладающий в данном отношении крайне ограниченными знаниями (то есть скудными ассоциациями), и напротив, как трудно бывает нам справиться с нашими мыслями, если с предметом вопроса у нас связано множество представлений. С развитием ассоциаций развивается та естественная задержка в процессах воспроизведения, которая характеризует «осторожность» сведущего человека.
3.
Если, несмотря на только что упомянутую задержку, в сознании появляются оба представления, ассоциированные с представлением, то из них прежде всего воспроизводится то, которое требует для своего воспроизведения более короткое время. Поэтому понятно, что ассоциации более раннего происхождения (при прочих равных условиях) обнаруживаются скорее, чем ассоциации более позднего происхождения. Ведь мы знаем, что процесс забвения развивается в такой форме, что из двух представлений, воспроизводимых в данный момент с одинаковой ясностью, всё-таки преимущество (в смысле прочности ассоциаций) остаётся за теми, которые образованы раньше.
4.
Воспроизведение сложных представлений нередко находится в зависимости от ассоциативного содействия нескольких представлений, одновременно находящихся в нашем сознании. Например, внезапный крик ребёнка, услышанный нами, вызывает у нас различные представления в зависимости от того, при каких внешних обстоятельствах и при каком настроении духа мы его слышим. Если мы в спокойном и весёлом состоянии, то этот крик вызовет в нас менее грозное представление, чем когда мы настроены тревожно. При этом и самое качество представлений будет определяться качеством представлений, наполняющих в данный момент наше сознание.